«Бойцовая собака» – правда или миф? И так ли страшен чёрт, как его малюют? Чтобы узнать об этом, мы отправились в «Шереметьевский приют» и поговорили с администратором Лидией Белозерской.
— Как давно существует ваш приют?
— Приют существует с 2008 года. Раньше у нас была территория арендована, но после открытия фонда помощи Амстаффам и Питбулям «В добрые руки» в 2009 году мы переехали на свою территорию. Наш директор продала свою трехкомнатную квартиру в Москве и приобрела эту землю, на которой мы существуем и по сей день.
— Но у вас собаки не только этих пород, верно?
— Вообще, мы считаемся единственным приютом в России, который занимается породистыми собаками. Основная наша направленность – собаки, ошибочно называемые в народе «бойцовыми». Это амстаффы, питбули, кане-корсо, доберманы, среднеазиатские овчарки. Но, конечно, поскольку мы всех собак любим, к нам попадают разные четвероногие друзья.
— А как собаки попадают к вам? Их приносят люди, или вы сами забираете?
— Сарафанное радио в большинстве случаев. Например, люди находят на улице собаку, начинают «мыкаться» по углам, пытаются понять, куда ее можно пристроить, и выходят на наш приют. Либо же сами хозяева напрямую к нам обращаются, либо забираем собаку с усыпления. Это все такая глобальная сеть: у нас собаки содержатся не только со всей России, но и из других стран.
— Вы сказали, что этих собак считают бойцовыми ошибочно. Почему ошибочно?
— Понятие «бойцовая» ни в одной книге по кинологии Вы не встретите. Такого понятия не существует. Бойцовая собака – это собака, которая участвовала в боях. Это, можно сказать, распиаренный бренд, что это «понтовая» собака. В приюте содержатся более 150-ти американских стаффордширских терьеров и американских питбультерьеров и нет ни одной собаки, которая выставлялась на боях. Это очень жёсткий и негативный стереотип. Вытеснить его нереально, потому что на крови и хардкоре заработать проще, чем на собаке-няньке, например. Кому интересно, что собака кого-то няньчит? Возможно, кому-то одному, может, десяти. Но основная масса с большим интересом будет смотреть, как кого-то загрызли. Людям только и дай хлеба да зрелищ.
— А они сами по себе не опасны?
— Вопрос, на самом деле, звучит не очень корректно. Это то же самое, что спросить: «Узбеки, украинцы или белорусы – кто из них опаснее?» Все зависит от конкретного человека. Так и здесь. У каждой породы есть определённые особенности. Кто-то был выведен для охоты, кто-то для того, чтобы спать на диване. Если обратиться к первоначальной цели выведения Стаффордширских терьеров – это выставки, то есть собака выставочная. Собака должна быть красивой, адекватной, с хорошей психикой, должна существовать в социуме и красиво себя преподносить.
— То есть неадекватными их делают сами владельцы?
— В большинстве случаев. Но если посмотреть на статистику, то на первом месте таксы и спаниели.
— Мы видим, что приезжают волонтеры. А что надо сделать, чтобы стать ими?
— Просто приехать. Ты должен быть человеком, который любит животных, что очевидно. Сейчас соцсети очень помогают. Мы тоже стараемся себя немножко продвигать, потому что в России не очень развито понимание, что же такое приют. Всегда, когда приезжаешь в такого рода заведение, по себе знаю, кажется, что это будут клетки рядами, плохой запах, куча неадекватных собак и так далее. На самом деле, нет. У нас в стране вообще нет понимания, что «породистые тоже плачут».
— А чем можно помочь кроме финансов? Понятно, когда человек с деньгами, он может корм купить и что-то ещё, а если с деньгами проблемы?
— Знаете, я вообще не люблю сама предлагать людям оказывать финансовую помощь. Потому что, на мой взгляд, это может выглядеть, как вымогательство. Вот человек сюда приехал, видит меня первый раз, а я ему в лоб буду говорить: «Дай денег»? Я всегда рекомендую начинать с общения с собаками. Элемент социализации должен присутствовать. У нас большое количество собак, у которых огромная брешь во взаимоотношениях с людьми, потому что хозяева не занимались воспитанием, не общались с собакой, вели себя неадекватно по отношению к животному. И если находится человек, который будет с этой собакой заниматься, входить в контакт, показывать ей, что человек – это вкусняшки, позитив, игры и прогулки – уже огромная помощь.
— А собак у вас больше живет молодых или уже в возрасте?
— Основной возраст отказа от собаки, примерно, 1,5 года, по сути – свормировавшийся подросток. Люди купили собачку, решили, что могут из неё сделать «крутого» пса. Но вдруг оказалось, что для этого нужно прикладывать усилия. Этого делать никто не стал. Получается, собака росла, как сорная трава. Тут собаке исполняется полтора года, начинается пубертатный период, и, следовательно, проблемы. Раньше ей можно было все, а тут оказывается, что людей это не устраивает, и они избавляются от собаки.
Есть второй вариант – это возраст от восьми лет, когда собака начинает стареть. Все мы болеем, есть какие-то проблемы, решать которые никто не захотел. Люди просто не хотят заботиться о своём питомце, много уделять ему времени, поэтому он попадает к нам. Понятно, что есть и промежуточные варианты, но за много лет работы я отметила такие два возраста.
— У вас действовал проект на краудфандинговой платформе «Планета», расскажите поподробнее?
— Да, он уже завершился. И это был не первый проект, но последний дался нам как-то сложнее. За последние два года мы открыли два новых корпуса, где новые вольеры, они просторные и обшиты плиткой, с теплыми полами и хорошим освещением. Скоро сделаем «выгульники» и у собак появится возможность нормально играть вне вольеров. Сейчас каждая собака гуляет два раза в день по 20 минут, но это очень мало, конечно.
— Это, скорее всего, очень дорого…
— Конечно, дорого. Вообще, многие люди думают, что собаке можно помочь, просто сдав её в приют. Но это просто перекладывание ответственностис себя на других. Содержание одной собаки в нашем приюте обходится примерно в девять тысяч рублей в месяц. У нас в приюте оказывается лечение. Есть множиство услуг, например, забор крови. Также специалисты (ветеринары) привозят в наш приют необходимые аппараты, у нас есть свой медицинский кабинет и операционная. К здоровью четвероногих друзей мы подходим очень серьёзно. Это сделано в целях экономии. Потому что если из, например, 300 собак 50 больны, то даже отвезти их в клинику – уже затратное дело.
— А когда собака только попадает в приют, её проверяют ветеринары?
— У любой собаки, которая к нам поступает, на следующий день берём кровь на общий анализ, далее делаем УЗИ брюшной полости. Благодаря этому проверяем состояние собаки. Если собака здоровая, она идёт на кастрацию/стерилизацию. Если нет поведенческих проблем, которые надо исправлять, она идет на пристройство в семью после определённых тестов. У меня есть таблица по всем собакам, я знаю, что, к примеру, эта собака любит кошек, а эта – нет, эта ладит с детьми, эта – нет, эту нужно пристраивать единственным животным, а эту только в частный дом и так далее. Конечно, иногда люди задают вопросы, которые ставят в тупик, например, не боится ли собака высоты? Откуда мы можем это знать? До такого у нас прогресс ещё не дошёл, но максимально возможное количество тестов мы проводим. Следим, чтобы пристройство было максимально правильным. Подбор собаки в семью – это, пожалуй, самый ответственный момент, потому что люди не всегда понимают, чего именно хотят.
— Когда люди берут у вас собаку, они могут рассчитывать на консультации на протяжении какого-то времени?
— Конечно, тут никаких проблем нет. Каждому владельцу сначала всё подробно рассказываем в течение 40 минут. Закладываем азы, рекомендуем специалистов, начиная от ветеринарного врача и заканчивая кинологом. Наш врач и наш кинолог с собакой здесь уже контактировали, соответственно, уже знают всё про неё, так гораздо проще дать какие-то советы новым владельцам.
— Отличается ли собака, которую мы берём из приюта, от тех, что взяли щенком от заводчика?
— Я до сих пор не нашла ответа на вопрос, что проще – взять собаку из приюта или купить щенка? Потому что и то, и другое – это труд. Нужно уметь обучать и воспитывать щенка, потому что, к сожалению, у нас до сих пор считается, что собака – это скотина, поэтому многих щенков воспитывают неправильно. И тут мы возвращаемся к тому, что полуторогодовалые собаки попадают к нам.
Собака из приюта – это собака «после любви», у которой уже есть какой-то стиль жизни – ей что-то разрешали, что-то запрещали. Когда собака из приюта попадает домой, и она, и мы начинаем «прощупывать почву». У меня дома три «отказника»: два стаффорда и лайка. С каждой собакой в течение первого года «вскрываются» какие-то вещи. Например, я уронила кастрюлю, а у собаки началась паника. Я поднимаю кастрюлю, а собака ждёт, что я её ударю. Значит, прошлые хозяева её били. Другой пёс боится железной миски, потому что его, видимо, ей тоже били. Теперь он у меня ест из пластиковой. Подобные нюансы всплывают. К этому надо просто быть готовым. Опять же, взрослая собака – уже собака со своим характером. У неё есть своя зона комфорта. Иногда из нее нужно вывести, а иногда, наоборот, загнать в ещё большие рамки. Это, безусловно, тоже огромная работа.
— Забрать собаку из приюта можно бесплатно?
— Не можно, а только бесплатно.
— А на чём всё держится, ведь требуется огромная сумма?
— На данный момент исключительно на помощи соцсетей. Мы очень благодарны тому же Instagram. Когда он появился, мы создали аккаунт, и, если приходит какая-то «сложная» собака, единственный шанс её прооперировать – собрать деньги в интернете, потому что никто не оперирует бесплатно или в долг, всё стоит денег. Недавно таким способом мы собрали на операцию Флоре. Кто-то ей неправильно прооперировал лапу, прорвало кожу, и спица торчала наружу. Наша задача – исправить это «чудо хирургии». Нужно было убрать старую спицу, вставить новую, сделать так, чтобы лапа функционировала, потому что она уже начинала атрофироваться. Многие люди, которые жертвуют деньги, приезжают к нам, они в нас уверены. Но в любом случае мы предоставляем полный отчёт по финансам, так что у нас всё прозрачно, и нет никаких тайн. Все переводы вносятся в огромный отчёт в теме каждой собаки. Любой желающий может все это посмотреть, убедиться, куда и на что пошли деньги.
— Насколько необходимы занятия с кинологом или можно справиться своими силами?
— Если у вас до этого не было собаки, то лучше прибегнуть к помощи специалиста. Нужно узнать, как управлять собакой, какой бы послушной и адекватной она ни была. Потому что многие люди даже поводок держать в руках не умеют. Я всегда стараюсь сподвигнуть людей к тому, чтобы они пошли к кинологу. Собака, может, и знает, но не знаешь ты.
Кинолог – это в первую очередь профессия по работе с людьми. Кинологи учат, как сделать так, чтобы твоя собака тебя «понимала с полуслова» . Мы учим не собаку, мы учим человека. Потому что, например, меня здесь собаки понимают на уровне жестов.
— Расскажите о каких-то проектах, может быть, выставках.
— «Останкино» в течение нескольких лет предоставляло нам свою площадку, на которой мы проводили выставку. Туда мы привозили своих собак и устраивали концерт. Делается это для привлечения новых людей, чтобы все понимали, что приют – это не какое-то жуткое и гиблое место Это считается нашей основной целью.
— А вы часто выставляетесь вместе с питомниками?
— Там, где выставляются питомники, приюты обычно не ждут. Приюты и питомники, на удивление, две конфликтующие стороны. 80% питомников после рождения щенят и получения денег от продажи не заморачиваются ни над чем. Нет, я не говорю, что все питомники такие. У нас есть питомники, с которыми мы действительно дружим и которые всегда помогают своим – привозят корм, лекарства, поддерживают в финансовом плане, а также помогают с пиаром и прочее. Но в большинстве случаев питомники даже не сохраняют информацию о том, кому они продали собаку. Отдали, получили деньги, и всё. Российская Кинологическая Федерация (РКФ) несколько лет тому назад перестала обязывать заводчиков хранить эту информацию. Буквально месяц назад пришла собака с клеймом. Я через клеймо выяснила питомник, звоню туда, говорю им про то, что их собака находится у меня и прошу их дать мне информацию о хозяине. Бывают случаи, что собака просто-напросто потерялась, и нам необходимо найти хозяев и сообщить им, что собака у нас. На что мне в питомнике ответили, что им нет до этого дела и никакой информации они не хранят.
— Расскажите какую-нибудь историю о собаке из вашего приюта.
— Знаете, на самом деле, у меня мозг немного атрофировался в эту сторону, потому что мы здесь ежедневно видим человеческую жестокость, всю изнанку нашего социума, особенно по отношению к братьям нашим меньшим. К нам часто приезжают телевизионщики и снимают репортажи по достаточно жёстким случаям. Могу вспомнить такую историю, которая была предана огласке практически на всех телеканалах, про пса по кличке Шумахер, которого люди продали вместе с квартирой. То есть новые владельцы пришли, открыли дверь квартиры, а там пёс сидит. Но, на мой взгляд, это не самая жёстокая история…
Например, два года назад мы пристроили собаку по кличке Дон Педро пожилой паре. Им обоим было в районе 50-ти. У них уже взрослые дети, живущие отдельно. Старая интеллигенция. Вроде ничего не предвещало беды: обычная пара, которая хочет себе собачку. Жили они в Барвихе. Мы обрадовались, что люди уже состоявшиеся, детей вряд ли будут заводить (так как это тоже повод в дальнейшем отказаться от собаки), не должны вроде бы развестись, потому что в таком возрасте уже огонь и медные трубы вместе прошли. Но. Спустя некоторое время, буквально через месяц-полтора, начали закрадываться подозрения.
Мы всегда осуществляем достаточно ненавязчивый контроль, дабы не было такого, что взяли собаку и пропали. Иногда просим прислать фотографии или просто написать сообщение, ведь в основном люди любят говорить о своих питомцах и с огромным удовольствием идут на контакт. А тут какой-то железный занавес. Постоянные отмазки: то собаку забрала дочка, то у мужа телефон сломался. Непонятная тишина, и никакой информации о собаке. В конце концов я приезжаю к ним домой, собаки там нет. Сказали, будто собака с дочерью в Можайске, и дали адрес. Я подумала, почему бы сразу не доехать до Можайска, ведь от Барвихи там всего 70 км. Доезжаю до Можайска, начинаю вбивать адрес и понимаю, что такого адреса просто не существует. Зима, снег валит, а я нахожусь посреди Можайска с несуществующим адресом в руках. Просто прекрасно! Могла бы адрес вбить, не отъезжая от Барвихи. Возвращаюсь к этой пожилой паре. Снова повалили отмазки, будто бы адрес перепутали и так далее. Откровенный абсурд. В итоге я начала копать, копать, копать…
В результате чего я оказалась неподалеку от места, где проживали эти супруги, у охранника, которому эту собаку продали за три тысячи рублей через неделю после того, как её взяли из приюта. Ладно бы её просто продали, и будь ей хорошо у этого охранника, никто бы из нас не волновался, потому что собаке не важно, живет ли она с охранником или в доме с пожилой супружеской парой. Главное – хорошее отношение к ней. Охранник же начал мне рассказывать, якобы он отправил эту собаку к тестю в Мордовию. У меня шок. Выяснилось, что пёс зимой живет в уличном вольере в Мордовии, его периодически спускают с цепи и травят на дворняжек. Охранник мне говорит: «Вот его там кто-то покусал, вроде раны затянулись, ну чего уж там. Ухо рваное, глаз порвали, спину прокусили, но вроде живой». У меня волосы дыбом встали. Мы год содержали эту собаку – вылечили, вложили в неё душу, силы, эмоции, всю свою любовь. А в итоге собака живет в какой-то деревне на улице в минусовую температуру (а ведь стаффорды к тому же собаки лысые), то есть, если он ещё не умер от воспаления легких, у него там может быть всё, что угодно. После этого разговора я и ещё одна девочка из приюта отправились в Мордовию. Смотрим, перед нами не дом, а лачуга. Сени, в которых предположительно проживала собака, почти ушли под землю. Двери нам открыл жуткий тощий старик, на вид прошедший войну. Стало реально страшно. Этот мужчина (тесть) начал мне заливать, что ему эта собака вовсе не сдалась. На минуточку, старик в тот момент только что вышел из тюрьмы. Ему самому было есть нечего, а собаке и подавно. Потом я увидела нашего Дона. Это был просто скелет. Собака из приюта уходила с весом в 33 кг. Когда мы привезли его в Москву, он весил 13 кг.
Вся эта история закончилась дракой с этим тестем. Мы отцепили собаку, схватили её на руки, одна из нас этого мужика толкнула, и пока он вставал на ноги в пьяном состоянии, мы закинули собаку в машину, и педаль в пол! Адреналина было – мама не горюй! Все это было очень стрёмно. Дон Педро был весь в пролежнях, потому что цепь была всего лишь метр. Соответственно, он путался в этой цепи. Нам пришлось ампутировать ему два позвонка, потому что там не было ни мяса, ни кожи, а была просто голая кость. Он был весь в ранах из-за местных дворняг. Причём если первое время он мог за себя постоять, то потом без еды он очень ослабел. После случившегося я жила в приюте всю неделю, пока Дон был на капельницах. Откормили. Полтора года я его никуда не могла пристроить. Желающих было много, а я не могла его никому доверить. Я была уверена, что в приюте он в безопасности и даже если с ним что-нибудь случится, игрушкой подавится или заболеет, то я ему помогу в любое время и за любые деньги.
Таких историй, на самом деле, масса. Я ездила забирать собак из Саратова, Твери, Тулы. Собаки у нас в приюте сидят из Йошкар-Олы, Башкирии, Татарстана, Белоруссии. Украина, а именно Донецк, – это вообще проклятое место. С началом войны животных просто-напросто бросают в огромном количестве на произвол судьбы.
— Вот это да… Оказывается, работать в приюте не так просто, как кажется на первый взгляд.
— Я никому никогда в жизни не посоветую работать в приюте. За четыре с половиной года работы здесь у меня было два нервных срыва. Мне нет и 25-ти. Но как бы там ни было, для меня приют – вся моя жизнь. Я здесь познакомилась со своим молодым человеком. Все мои друзья из этого мира. Здесь все свои. Мы одна большая семья. И из этого уже нельзя уйти. Вообще никак. Я пыталась абстрагироваться, честно говоря, потому что всё происходящее в этом месте иногда давит на психику. Я себе обещала больше никогда не привязываться ни к одной собаке, сделать так, чтобы они были общей массой в моей голове. Но это не работает. Все равно к кому-то проникаешься, и дальше начинается «трэш».
Вот, например, пёс по кличке Вермут, потерю которого я очень тяжело перенесла. Привезли кобеля, который был привязан к березе. Он начал на всех кидаться, из машины не хотела выходить. Понятное дело, что ему страшно было… Потом все-таки мы его вытащили с помощью сосиски. Пёс оказался очень избирательным – он выбрал для себя нескольких людей, которым он доверял. Я была в их числе. Он меня постоянно защищал ото всех. Я к нему очень привыкла. Со временем Вермут начал воспринимать меня, как своего хозяина. Потом случилось так, что он сломал лапу. Мы поехали в ближайшую клинику. Ему там все сделали. Но даже через две-три недели собака ходить не начала. Было очень странно. Мы поехали тогда к нашему специалисту. Оказалось, что лапа у пса сломалась не просто так – у него метастаза. Другими словами, у собаки рак. Естественно, мы начали узнавать, какой это рак, можно ли собаку спасти и прочее. Мы с Вермутом ездили по клиникам и днём, и ночью. В одной из клиник рентген показал, что у Вермута три пули в легких, и он с ними живёт. То есть мало того, что пёс немного бешеный, потому что жизнь у него была не малиной, так у него ещё пули в лёгких и рак. В итоге я приняла решение ампутировать ему пораженную болезнью лапу. Были случаи, когда ампутация была единственной возможностью продлить собаке жизнь. После операции легче ему не стало. Я очень за него переживала, мы ему делали даже переливание крови. Вроде бы всё наладилось.
Я поехала домой, чтобы поспать пару часов и привести себя в порядок. После я позвонила в приют. Сиделка сказала, что Вермут на неё кинулся. Я с облегчением подумала, что раз он кидается, значит чувствует себя гораздо лучше (конечно, звучит нелепо, но всё же). К сожалению, это было ложным показателем. Когда я вернулась в приют, Вермут лёг ко мне на колени, и я тогда увидела, как пёс за две минуты постарел… Он весь поседел. Я его пыталась позвать, но в какой-то момент поняла, что Вермута уже нет. Пес начал метаться по дивану на трёх лапах, потом положил голову на спинку дивана, и у него изо рта ручьем потекла кровь… С одной стороны, я думала о том, что ему нужно сделать определенные уколы и отвезти в клинику, но, с другой стороны, я осознавала, что собака – не жилец. В моей голове пронеслась мысль, что чем дольше я буду тянуть, тем больнее будет Вермуту. На руках отнесла его в медкабинет и отпустила…
— Сказать по правде, наше представление о работе в приютах было совершенно противоположным… А почему Вы этим занимаетесь? Как Вы вообще попали в приют?
— Я попала сюда через Instagram. Просто сидела вечером дома, зашла в «Инстаграм» и увидела публикацию с обращением к людям, у которых есть своя машина. Меня к собакам всегда тянуло, и я подумала, почему бы и не помочь приюту? Моя помощь заключалась в том, чтобы просто отвезти или забрать собаку. Я поначалу не знала, что это за приют – мне было все равно, я всех собак люблю. Потом оказалось, что здесь живут стаффорды. Позже я поняла, что у меня есть к этому тяга – я стала работать сначала на полставки, а затем – шесть дней в неделю. Сейчас у меня есть определённое понимание в кинологии, этологии, зоопсихологии, также есть какой-то опыт в пристройстве.
— В детстве у вас наверняка собака была?
— Когда мне было три года, родители завели русского охотничьего спаниеля, который прожил семнадцать лет. Соответственно, сколько я себя помню, собака дома всегда была.
После разговора с Лидией мы не могли не заглянуть к обитателям приюта, чтобы хотя бы немножко с ними пообщаться. Мы увидели их глаза, полные грусти и надежды. Надежды, что сейчас войдет он – новый хозяин, которому можно будет доверять… А нашим читателям мы еще раз хотели бы напомнить, что собака, как и любое другое живое существо, – большая ответственность и труд. Нужно хорошо подумать, прежде чем принять решение завести питомца.
Всегда помните фразу, которую сказал Лис из «Маленького Принца»: «Мы в ответе за тех, кого приручили».
Узнать больше о жизни приюта и способах помочь можно здесь или здесь.
Авторы: Юлия Смирнова, Екатерина Гурова
Фото: helpdog.ru, Екатерина Гурова, Юлия Смирнова
Редактор: Анна Гавришева